В начале июля 1788 г. Г. А. Потемкин издал указ о назначении нового атамана: «По храбрости и усердию к порядку и по желанию войска верных казаков определяется атаманом кошевым Харитон (то есть Захарий) Чепега. Объявляю о сем всему войску, предписываю надлежащим образом его почитать и повиноваться». В знак уважения фельдмаршал подарил Чепеге дорогую саблю.

Сохранилось много документов, в основном военных ордеров и переписки, связанных с Захарием Алексеевичем, но ни на одном из них мы не встретим его автографа: кошевой атаман Черноморского казачьего войска был неграмотен. Подписи на бумагах за него ставил доверенный офицер. Если добавить к

этому обстоятельству и тот факт, что родная сестра Чепеги — Дарья была замужем за крепостным крестьянином Кулишом, принадлежавшим помещику Полтавской губернии майору Левенцу, и трое сыновей ее даже в бытность Чепеги атаманом числились «у помянутого помещика в крестьянстве» (впрочем, один из них, Евстафий Кулиш, бежал во время турецкой войны к запорожцам, приобретя там «через разные отличия» чин поручика, затем женился и, не пожелав переселиться на Кубань, остался на жительстве в Херсонском уезде), то истоки родословной Чепеги угадываются легко.

В Сечи он имел репутацию опытного и храброго воина, командовал конницей, участвовал во всех важнейших сражениях. При взятии Измаила А. В. Суворов поручил ему вести на крепость одну из штурмовых колонн. За боевые подвиги Чепега был награжден тремя орденами и получил чин бригадира. Но не только наградами отмечен его ратный путь: вражеские пули не раз настигали запорожца. Впрочем, здесь нам предоставляется возможность дать слово самому герою нашего рассказа: в архиве сохранилось письмо Чепеги войсковому судье Антону Головатому, с которым его связывала искренняя дружба. Это письмо написано 19 июня 1789 г., сразу после жаркого сражения с турками у Бендер, за которое, кстати, черноморцы, выступавшие вместе с донскими и бугскими казаками, удостоились благодарности от М. И. Кутузова.

Рассказывая о потерях противника, захваченных турецких знаменах и пленных, Чепега далее пишет: «Наших всех ранено тры да в смерть убыт один человек, лошадей убыто 6 да ранено тры; да и я добувся, пуля пронзила мне правое плечо сквозь и вряд ли скоро вылечуся, очень мне трудно. Горе бедной сироте… и поживкы получить успеть не можем, а только быть тому так, будем терпеть, а Богу молиться, и на его положимся, пусть он будет помощник и заступник, видя нашу справедливость… затем прости, любезной брате, приятелю и товарищу, ибо я, пожелав вам во всех ваших предприятиях благощасливых успехов, с истинным почтением пребываю…»

Чепеге предстояло атаманствовать почти десять лет, и главным событием в его деятельности, с точки зрения и современников и потомков, является, безусловно, основание Екате-ринодара и первых кубанских станиц.

Путь на Кубань Чепега с войском и обозом держал сушей, в конце октября 1792 г. он прибыл к реке Ее, где зазимовал в так называемом Ханском городке при Ейской косе. Головатому он сообщал, что осмотром здешних мест остался доволен, земля «способна» для хлебопашества и скотоводства, воды здоровые, а рыбные ловли… «таковых чрезвычайно изобильных и выгодных видеть не случалось и о подобных не слыхано…»

Заметим, что богатства нового края были по достоинству оценены не только казаками, которым предстояло пахать и охранять эти земли, но и их керченскими, петербургскими и иными начальниками, большими и малыми. Примечателен в этом отношении такой ордер Чепеги полковнику Савве Белому в Тамань 29 января 1793 г.:

«…его превосходительству господину генерал-майору Таврическому губернатору и кавалеру Семену Семеновичу Жегулину нужна красная свежая рыба и свежепросольная икра, а потому рекомендую вашему высокоблагородию приложить старание как можно оной побольше достать и отправить с нарочным как его превосходительству, так и служащим при ему губернскому прокурору капитану Петру Афанасьевичу Пашовкину, секретарю коллежркому протоколисту Данилу Андреевичу Кареву и на всю губернскую канцелярию…»

10 мая 1793 г. Чепега выступил с казаками к реке Кубани для устройства пограничных кордонов, а 9 июня остановился лагерем в Карасунском куте, где «и место сыскал под войсковой град…» В последующие месяцы он ведет настойчивую переписку с Таврическим губернатором, добиваясь утверждения города и присылки землемера, выписывает строителей, назначает городничего… Весной 1794 г. при непосредственном участии атамана была проведена жеребьевка земель под будущие куренные селения и 21 марта составлена ведомость, «где которому куреню назначено место».

Но уже в июне 1794 г. Чепега покидает «новостроющийся» войсковой град, отправляясь по приказу Екатерины II с двумя полками в так называемый польский поход. По пути в Петербург его приглашают к царскому столу, и сама государыня угощает старого воина виноградом и персиками. За участие в польском походе казачьего атамана производят в генералы. Это была его последняя военная кампания. Через год после возвращения на Кубань 14 января 1797 г. от старых ран и «колотья легкого» Захарий Чепега скончался в Екатеринода-ре, в своей хате, выстроенной в дубовой роще над Карасуном.

Похороны его состоялись 16 января. Траурную колесницу, запряженную шестью вороными лошадьми, сопровождали куренные атаманы и старшины, пешие и конные казаки, стрелявшие из ружей и трехфунтовой войсковой пушки каждый раз, когда п (хщессия останавливалась и священник читал Евангелие. По пути от дома к церкви было сделано двенадцать остановок, и двенадцать залпов гулким эхом прокатились над городом. Впереди гроба, по обычаю, несли крышку с положенными на ней крестообразно двумя саблями — гетманской и царской, дарованными атаману; по сторонам вели двух любимых его верховых лошадей, на подушках из тонкого зеленого сукна несли награды, а перед ними — атаманскую булаву… Чепега был погребен в войсковой крепости «посреди назначенного для соборной войсковой церкви места».

Описание его похорон было составлено войсковым писарем Тимофеем Котляревским для Антона Головатого, находящегося в то время за пределами края, в персидском походе, а копия этого документа осталась в войсковом архиве. Девяносто лет спустя войсковой архивариус Вареник добавил на оборотную сторону листа любопытную запись, в которой сообщал (для будущих поколений?), что 11 июля 1887 г. при рытье рва для фундамента новой церкви на месте деревянного Воскресенского собора, освященного в 1804 г. и разобранного в 1876-м, были отрыты могилы, по атрибутам своим признанные захоронениями Чепеги, Котляревского, войскового протоиерея Романа Порохни, полковника Алексея Высочина, а также некоей женщины, по преданию, жены Головатого Ульяны… Прахи эти перенесены в новые гробы (гроб для Чепеги пожертвовал сам Вареник) и перезахоронены под трапезной строящейся церкви. При церемонии пел войсковой хор и присутствовал наказной атаман Я. Д. Малама… Что еще нам известно о Чепеге?

Поскольку старый атаман «умре холост, и следовательно бездетен», историки как-то не интересовались его потомками. Ветвь его рода по линии сестры Дарьи Кулиш затерялась где-то на Украине. Примечательно, что дети его племянника Евстафия, Иван и Ульяна, «присвоили» себе фамилию Чепега и потом претендовали на наследство. Другой племянник Евтихий, сын брата Чепеги Мирона, носил атаманскую фамилию по праву, так как, рано потеряв отца, малолетним был взят Захарием Чепегой и все время находился при нем. Перед смертью атаман, не видевший надобности делать духовное завещание, вызвал Евтихия из хутора, передал ему ключи и «некоторые бумаги» и долго о чем-то говорил наедине… Подполковник Евтихий Чепега внес и свой вклад в историю: в 1804 г. он привез на Кубань из Миргорода знаменитую ризницу и библиотеку Киево-Межигорского монастыря, принадлежавшие Запорожскому войску. Умер Евтихий в 1806 г., в числе имущества, описанного в его доме, были и сабли, принадлежавшие покойному атаману.

Е. Д. Фелицын, опубликовавший в 1888 г. биографическую справку о Захарии Чепеге, утверждал, что одна из них — золотая, пожалованная императрицей, «до сих пор хранится в одной старинной казачьей семье».

Портрета Чепеги история не сохранила. По словам П. П. Короленко, записавшего в конце прошлого века много преданий, слышанных от старожилов, он был «низкого роста, с широкими плечами, большим чубом и усами» и вообще представлял собой «тип сурового запорожца».

Рассказывают, пришел раз к Чепеге живописец. «Ваше прывосходительство, каже, я з вас изниму партрет». Чепега: «А ты маляр?» Отвича: «Маляр». — Так малюй же богив, а я генирал, меня малювать не треба…»